Лиля молчала и косилась на меня. Ну точно генеральный прокурор. Ее можно уже сейчас в кресло начальника сажать! Унижать и оскорблять взглядом она умела прям как наш Образцов.

— Пишите, пишите! — бабуля от радости даже на стуле подпрыгнула. — Цены задрала на молоко, воровка! А у меня пенсия маленькая!

— Угу, — делая вид, что усердно пишу, согласился я, — продолжайте, Калерия Степановна.

— А сосед с первого этажа — наркоман! Снова новую бабу привел!

— Снова? — переспросил я.

— Да!

— Бабушка, ближе к делу, — робко напомнила ей Лилечка.

Да моя ж ты мечтательница. Калерия Степановна на любимого конька села и уже не слезет, пока не выговорится. И сидеть тебе, пельмешка, тут со мной еще часа три.

— Не мешай! — приказала ей бабуля.

Лиля охнула, развернулась и встретилась с реальностью. Потому что не делай добра…

— У вас кошелек украли! — напомнила ей Лиля. — При чем тут ваш сосед и продавщица с красной помадой?

Пришел черед Лилечки проходить путь самурая. Через эту бабулю прошел весь отдел, вместо боевого крещения. Не поехал кукухой — значит, нервы как стальные канаты, ты нам подходишь.

— Девочка, не учи меня жить! — презрительно потребовала Калерия Степановна.

Пельмешка покосилась на часы и… Ну нет, ты эту диверсантку привела, а теперь решила сбежать? Не выйдет!

— Калерия Степановна, — объявил я, поднимаясь.

Потому что Цветочек решила уйти по-английски и уже потянулась за своим букетиком.

— Что? — раздраженно поинтересовалась старушка.

— Кошелек опишите, — мягко попросил я, — какого цвета, размера, как выглядел…

— Черный, потертый, пять на десять!

— Ага. А теперь — магия! — загадочно прошептал я, — ахалай-махалай, бес мне в бороду, старость в ребро, трах-тибидох…

Залез к бабуле в сумку и выудил кошелек. Тот самый, черный, потертый, пять на десять…

— Ох! — издала возмущенный возглас бабуля.

— Калерия Степановна, а вы знаете, что за лжесвидетельство статья положена? Уголовная! Я там по камерам видел — Валька, продавщица, к нам уже идет, ответное заявление на вас писать, — не моргнув глазом, соврал я.

— На меня? — возмутилась бабуля. — За что?

— За ложное обвинение. Но! Готов поспособствовать и сказать, что заявления не было, — «смилостивился» я. — Быстренько бегите, чтобы вас не заметили.

Бабуля подумала и приняла правильное решение. Выхватила из моих рук свой кошелек, любовно прижала к груди и выдала:

— Вот ты нормальный!

Я аж рот открыл от неожиданного признания.

— Не то что этот мордоворот, — она указала на Ромыча.

— Идите, Калерия Степановна, идите!

Я довел старушку до двери, вытолкал в коридор ее, следом Романа и хищно обернулся к Цветочку:

— А ты куда, радость моя?

Глава 15

Жека

Готов был спорить на что угодно — Цветочек испугалась. Она опасливо сделала шаг, упираясь бедрами в мой стол, и зло сверкнула глазами.

— Я пойду, — гордо вздернув носик, пискнула Лилечка.

— Куда? — изумился я. — На свидание? Букетик, к слову, так себе…

— Отличный букетик! — вспыхнула Лиля.

— Я бы такой не подарил…

Она покосилась на меня, на букет и обиженно произнесла:

— Ну да, «лилии для Лилии» — это апогей твоей фантазии.

— А-а-а-а…

Память услужливо подсунула пьяного меня с букетом лилий. А дальше пустота и паук. Где-то в цепочке «цветы — общага — паук» я все-таки лоханулся.

Вспомнить бы где…

— Мне нужно идти! — гордо сообщила мне вредина.

— Нет уж, Цветочек. Ты нагло пришла в отделение, сама, прошу заметить, устроила диверсию Калерией Степановной. Это может трактоваться как нападение на нервную систему полицейского при исполнении.

— Нападение на что? — ахнула она.

— На меня, Цветочек, на меня. Калерия Степановна — оружие массового поражения нервной системы оперов. И ее привела ты!

— Ну, извини, — развела руками Лиля, — я не знала.

— Не извиню, — решил я, пожирая взглядом ее губы.

Пухлые, сочные, как спелые ягоды клубники. Которые так хотелось попробовать на вкус. И фигурка как песочные часы. Тонкая талия, длинные ножки, аппетитные бедра. Свежая, красивая и донельзя возмущенная.

И никуда она не уйдет сегодня! Сама попалась.

— Не очень и хотелось, — гордо заявила мне Лилечка.

Взяла свой букет, прижала к груди… Я бы в тот момент многое отдал, чтобы стать тем букетом и самому к ее груди прижаться.

Уши задымились, а мой организм напомнил, что, вообще-то, воздержания у нас с ним не было с той самой первой ночи, когда я попробовал секс в первый раз. Не привык он к таким долгим перерывам и устроил настоящую забастовку.

— Пропусти! — потребовала моя вредина, вставая вплотную.

Даже на высоких каблуках роста ей не хватало — приходилось задирать голову, чтобы взглядом показать трехтонное презрение.

— Не-а, — лениво протянул я, — ты нанесла мне душевную травму, я требую компенсации.

— Опер, души у тебя нет, а компенсацию ты можешь получить от кого угодно. Лола, кстати, свободна, уважаемый адвокат уехал в командировку!

— Да зачем мне Лола? — возмутился я.

— Снаряд дважды в одну воронку не падает? — иронично поинтересовалась пельмешка. — Гений, не боишься, что рано или поздно в городе женщины закончатся?

— Не-а. Пельмешка, мне только ты нужна!

— Сколько раз за сегодня ты говорил женщинам эту фразу?

— Нисколько, — приложив ладонь к груди, я принял самый честный вид.

— Да ну! А я вот нашла доказательство, что ты первый подвиг не выполнил, — елейно пропела Цветочек, протянула руку и сняла с моей футболки рыжий волос.

Паню нужно срочно отселять! Прямо сегодня! Это не оккупант, а просто вредитель рыжий, который мне всю личную жизнь похерит!

— Не, пельмешка, ошиблась ты! Во-первых, это не она, а он…

— Евгений, а вы оригинал!

— Молчи и слушай! — приказал я. — Криминалистику ты тоже фигово учила! Волос кошачий. Кот у меня. Рыжий.

— Даже не кошечка...

— Да настоящий кот! С усами и лапами! — даже обиделся я, — этот, как его… Мейн-кун!

— Бедное животное, — сочувственно вздохнула пельмешка, — где ж он так провинился, что к тебе попал?

— Где я так провинился, что он ко мне попал? — посетовал я. — Оккупант просто. Пришел, увидел, поселился в моей квартире и живет, нахал усатый!

— Гений, он тебе никого не напоминает? — развеселилась пельмешка. — Он же копия ты, такой же наглый оккупант.

— Не надо! — отрезал я, вспомнив, что кот у меня без самых нужных причиндалов остался.

— Мне нужно идти! — напомнила Лиля.

— Куда? — приподнял я бровь.

— На Кудыкину гору воровать помидоры! — не выдержала Цветочек.

— Так и запишем: собирается на Кудыкину гору совершать кражу в особо крупном размере. Как честный мент, я просто обязан предотвратить преступление. Пятнадцать суток, пельмешка. Только ты, я и обезьянник!

— Я тебя сейчас стукну, — вспыхнула она.

— Нападение на сотрудника полиции…

— Ты очумел?

— Оскорбление лица при исполнении.

— Убью…

— Угрозы сотруднику…

Она открыла ротик. Закрыла. Сузила глаза и обиженно надула губки. Щечки Цветочка раскраснелись, а сама она завелась.

— Не выпустишь? — сузив глаза, зло прошипела пельмешка.

— Выпущу. Сразу после того как ты компенсируешь мне моральный вред, — хищно улыбаясь, прошептал я.

И сделал шаг в направлении Лилечки. Она отшатнулась, а я загнал малышку в угол, когда она снова уперлась бедрами в столешницу и испуганно ойкнула.

Перевел взгляд на ее губы и сглотнул. В глазах потемнело, из ушей снова повалил пар, а в горле пересохло от желания немедленно попробовать их на вкус.

— Не смей! — сквозь зубы предупредила Цветочек. — Я буду кричать!

— Будешь, — хрипло пообещал я, — обязательно.

Запер ее в кольце рук, упираясь ладонями в столешницу по обе стороны от нее. Сглотнул, ловя фейерверки перед глазами от ее близости. Цветочек уперлась ладонями мне в грудь, вызывая разряды тока по всему телу. Пах прострелило острой вспышкой возбуждения, а тормоза отказали.